Каждую весну в селе Холуй Ивановской области проходит фестиваль гонок на расписных лодках «Русская Венеция». Это формальный повод приехать в Ивановскую область и, помимо Холуя, посетить еще и старинную Шую. Впрочем, автор «Сноба» Лена Грачева уверена: этим местам не нужны события и праздники, чтобы впечатлить. Скромная и обаятельная красота без привязки к сезону — та самая Россия, которую не ищут в туристических буклетах, но запоминают надолго.
Несколько лет назад одним из самых популярных городов Ивановской области стал Плес. У народной любви своя логика: избранное ею место сразу становится чуть больше себя самого — не физически, но смыслово. А соседи будто слегка уменьшаются и теряют в красках и привлекательности.
И тогда, чтобы привлечь внимание к другим, менее заметным городкам, для них начинают придумывать особые туристические поводы. Так, Шуя в Ивановской области превратилась в «Столицу Рождества». И правда — Шуя в праздничных огоньках, с нарядным Воскресенским собором и колокольней, действительно походит на город с рождественской открытки. А, например, у села Холуй, которое от Шуи находится в часе езды, появился свой весенний фестиваль «Русская Венеция» — гонки на расписных лодках.
Но искать специальные поводы съездить в Шую и ее окрестности совершенно необязательно. Это прекрасный маршрут на выходные в любое время года. Особенно если путешествовать из Москвы. Каких-то три часа на «Ласточке» — и ты на месте.
Один город — две эпохи
Шуя — не город для поверхностного туристического взгляда или заранее прогнозируемых впечатлений. Никто не едет сюда ради какой-то конкретной достопримечательности. Шуя прекрасна именно как город в целом, благодаря неплохо сохранившейся застройке XIX века. И не отдельными уголками, а целыми улочками. Это город, в котором нет нужды переходить от одной локации к другой, ты здесь можешь неспешно гулять целый день, даже не заходя в музеи, а просто любуясь архитектурной средой провинциального русского города. Разглядывать детали.
Архитектура Шуи — это, прежде всего, наследие купеческой эпохи XIX века. Здесь чередуются основательные двухэтажные особняки из кирпича, с классическими пропорциями и лепниной, — и деревянные домики с причудливыми наличниками. А над всем этим возвышается колокольня Воскресенского собора, одна из самых высоких в Европе.
Если подняться на колокольню (вход всего 100 рублей), откроется панорама на город и окрестности. Здесь, с высоты 100 метров, видно, как естественно Шуя вписалась в изломы берегов реки Тезы. Пространство здесь живет по старым правилам — не из консерватизма, а из органичности. XIX век здесь не мертв — он просто чуть приглушен, как старая мелодия в глубине памяти.
Рядом с колокольней — центральная пешеходная улица города, названная именем Малахия Белова (бывшая — Торговая). Белов в годы революции стал одним из руководителей забастовочного движения шуйских ткачей. И вот с этим именем в шуйском сюжете появляется еще одна линия, характерная, пожалуй, для всей Ивановской области — герои и события революции 1917 года.
Шуя, повторимся, — редкий пример города, где так хорошо сохранилась атмосфера XIX века. Это приятный купеческий уголок средней России, с традициями мыловарения и ткачества. Но стоит пройти всего квартал от вокзала — и XIX век сталкивается с XX: мемориал «Борцам революции», памятник Михаилу Фрунзе рядом с детским парком, а в паре кварталов — сквер и в нем памятник Ленину. В Шуе соседствуют две эпохи российской истории.
Иногда они переплетаются между собой. Все у той же колокольни Воскресенского собора стоит памятник погибшим за веру. Этот монумент был открыт на месте, где в марте 1922 года во время изъятия церковных ценностей произошло столкновение красноармейцев с православными верующими. Несколько тысяч шуян тогда вышли защищать храмовые достояния, в результате столкновений многие были избиты, четверо погибли. Позже наиболее активные участники протестов приговорены к расстрелам и большим срокам заключения. Те события вошли в историю как «Шуйское дело» и стали началом усиления репрессий советской власти в отношении церкви. Документальные свидетельства об этой трагедии находятся в историко-художественном музее Шуи, названном и сейчас именем Михаила Фрунзе. И находится этот музей все на той же улице Малахия Белова.
Путь по его залам выстроен хронологически (и здесь ничего выдающегося, стандартная логика более-менее всех краеведческих музеев страны): ты знакомишься с древней историей города, развитием Шуи в XVIII и XIX веках, картографией, затем переходишь в зал, посвященный рабочему движению и репрессиям дореволюционного периода. Многое в музее посвящено Михаилу Фрунзе: в зале дореволюционного периода можно увидеть инсталляцию интерьера камеры Владимирской тюрьмы, где какое-то время Фрунзе находился в заключении, а также иные свидетельства репрессий царского времени: письма народных активистов из заключения, судебные заметки. Поначалу может сложиться впечатление, что ты на машине времени попал в советский музей героев 17-го года. Тут тебе и фотографии рабочих, и архивные номера газет партии эсеров, и прокламации, и уставы боевых дружин — полный комплект для пламенных сердец.
Но дальше начинается зал, в котором одна половина сохраняет весь этот революционный запал (часть экспозиции комнаты занята панорамой сражения времен Гражданской войны), зато вторая — многочисленные свидетельства уже советских репрессий и террора.
И весь революционный задор сходит на нет перед немыми, но очень красноречивыми архивными свидетельствами: описями имущества арестованных, фотографиями казненных с краткими историями их жизни, причем чаще всего такими: «в 17-м году поддержал революцию, в 37-м был расстрелян». Стенды зала увешаны весьма выразительными цитатами. Например, председателя ЦК Украины Петровского: «Мы знаем, что умирают миллионы, это несчастье, но славное будущее Советского Союза, оправдает его». Это помещено над фотографией горожан и красноармейцев, собравшихся у какого-то здания. Кто все эти люди, мы не знаем. Кто из них пережил 37-й год — не знаем тоже. Знаем, что славное будущее никого не оправдало.
После тягостных размышлений, которые оставляет после себя музей (эти контрасты, увы, с нами надолго), хорошо снова вернуться к шуйским деревянным домикам — спрятанным в пышной зелени садов, с резными наличниками и тихими двориками. Прогулка по живописной улице приведет к городскому парку, откуда к реке Тезе ведет удобный спуск с деревянными помостами.
Разлив Тезы показывает одну удивительную особенность среднерусского пейзажа: здесь все настолько спокойно и скромно — и река, и берега, — что вода становится почти зеркалом. В ней с невероятной четкостью отражается небо, и появляется ощущение, будто воздух держит на весу дома, деревья и облака. В такие моменты думаешь не о Шуе, пережившей века, а о граде Китеже — невидимом, мифическом, тихом.
«Русская Венеция» — лубок и авангард на воде
Шуя хороша и сама по себе, и как отправная точка для поездок по окрестностям. В часе езды находится удивительное село Холуй — с ударением, кстати, на первый слог.
Повод отправиться в это место — майский фестиваль «Русская Венеция». Хотя, повторюсь, что ехать в эти места можно и без повода — ради красоты и атмосферы.
«Русская Венеция» — это гонки по Тезе на расписных лодках. Зрелище самобытное и очень красивое. Никакой Венеции тут, конечно, нет: все куда ближе к русской сказке, чем к открытке с каналами и гондолами.
Лодки — часть старой местной традиции. Их здесь называли «фараонки» — как и странных существ с головой человека и телом рыбы, которых рисовали на бортах. Помимо фараонок, лодки украшали другими сказочными персонажами из народного фольклора. Эти полулюди-полузвери вообще часто встречаются в традиционном русском декоре — например, на резных наличниках.
Сегодняшние росписи все так же легко узнаваемы: лубок, растительные орнаменты, знакомые образы из сказок. Но в этом году визуальный язык фестиваля стал шире — к народным мотивам добавились отсылки к русскому авангарду. Напоминание о том, что художественная традиция здесь не законсервирована в прошлом, а живет, развивается и ведет диалог все с тем же ХХ веком.
Роспись — дело привычное для Холуя: это центр народного промысла, известного как холуйская миниатюра. Это лаковая живопись на папье-маше, выполненная темперой — водорастворимыми красками. Для холуйской миниатюры характерны живописность, выразительность и богатая цветовая палитра.
В селе, где живет меньше тысячи человек, работают сразу несколько музеев. Есть музей самой холуйской миниатюры, а также дом-музей художника В. Д. Пузанова-Молева, где наряду с живописью можно увидеть, например, керамику с отпечатками пальцев людей каменного века. А еще — музей и артель другого местного промысла, Холуйской строчки: уникальной техники вышивки по льняной ткани. Полотно запяливали, размечали, выдергивали нити и перевивали их в тонкие узоры с причудливыми сюжетами.
Как и Шуя, Холуй — место, где хорошо гулять и просто смотреть по сторонам. Аккуратное село с крепкими, нарядными деревянными домами, которые подчеркивают местную художественную традицию. Здесь можно встретить не только расписные лодки, но даже колодцы. И пейзаж соответствующий. А может, наоборот: село будто само подстраивается под пейзаж. Широкий разлив Тезы и белоснежный храмовый комплекс Троицы Живоначальной на одном из берегов создают картину, которая просто не может не вдохновлять на творчество.
В таких местах особенно ясно ощущаешь, что время в российском пространстве не всегда ходит по прямой. А может, оно вообще только и умеет — петлять, наслаиваться, идти кругами. Здесь традиция росписи тянется от древних сказаний — и продолжается в их современных переосмыслениях. И бывает, что одна расписная лодка рассказывает о культуре больше, чем официальный буклет.
Холуй не кажется местом «обязательного посещения» и не навязывает себя в этом качестве. Но попав сюда хоть раз, понимаешь: это точка, в которую хочется возвращаться.
Хотя бы мысленно.
Но лучше на «Ласточке».
Автор: Лена Грачева