Почему в день, когда принято вспоминать изобретение Dom Pérignon, стоит поговорить о его «духовном брате» Dom Ruinart? И отчего памятник одному — плотный и земной, а фигура другого — соткана из воздуха и переплетения букв? Павел Шинский рассказывает историю о двух путях к бессмертию, начавшихся в монастырской келье.
В середине июня текущего года европейская, да и мировая винная пресса неожиданно заговорила о шампанском доме Ruinart. Повод был трагический: неожиданно для всех на 62-м году жизни на тренировке по фридайвингу погиб главный винодел дома Фредерик Панайотис. Он работал на Ruinart без малого два десятилетия и прославился как великолепный мастер купажа, так что реакция виноделов была предсказуема: новость не уходила из лент, по крайней мере, неделю. После чего дом Ruinart вновь ушёл в тень.
А ведь, казалось бы, кому ещё, как не Ruinart, положена регулярная пятиминутка славы? Старейший дом в Шампани — это звучит гордо и несёт с собой свои привилегии, в том числе право быть на слуху, как, к примеру, Veuve Clicquot и Moët & Chandon — игроки той же высшей лиги, однако куда лучше известные широкой публике.
Впрочем, не стоит переживать. У дома Ruinart — свой путь в историю.
Начался он в XVI веке, как водится, с легенды. Легендами были два почтенных монаха-бенедиктинца — дом Пьер Периньон и дом Тьери Рюинар. Некоторые утверждают, что они были знакомы и даже вместе создавали первые образцы игристого. Последнее, впрочем, вряд ли: когда Пьер Периньон приступил к обязанностям келаря в аббатстве Сен-Пьер д’Овилле и начал эксперименты с купажированием, будущему дому Рюинару было всего 11. Но, так или иначе, оба служили Богу и делали вино, в результате чего Пьер Периньон вошёл в историю виноделия, а Тьери Рюинар — в историю богословия.
Они, конечно, связаны — виноделие и богословие. На бедных меловых почвах Шампани сложно добиться хороших урожаев, быстрого результата ждать не приходится — можно лишь трудиться изо всех сил, иногда обращаясь к высшим силам с просьбой о помощи. Такой труд как нельзя более соответствует девизу ордена Святого Бенедикта — «Молись и трудись». Так оба знаменитых бенедиктинца и поступали.
Дом Периньон служил келарем в Сен-Пьер д’Овилле, пел в церковном хоре и экспериментировал с ассамбляжем и технологией укупорки бутылок, вторично забраживавших весной из-за ранних морозов в холодной, по французским винодельческим меркам, Шампани.
Дом Рюинар в аббатстве Сен-Реми в Реймсе изучал деяния раннехристианских мучеников по описаниям судилищ над ними, писал по этим душевыдирающим материалам свой знаменитый труд Acta primorum martyrum sincera et selecta, многократно переиздававшийся в течение столетий, и следил за производством и сбытом монастырского вина.
И оба своими трудами утверждали основы винодельческой — а равно и христианской — философии: что тяжёлый ручной труд на земле — не проклятие и не убогий удел черни, а божественный промысел, связующий человека с сияющими высшими сферами, символом которых стало чистое и яркое игристое вино Шампани, искрящееся ожиданием чуда. Ибо, как говорят виноделы, вино суть неопровержимое доказательство существования Бога, ведь оно — бессмертие, дарованное винограду.
Испытания монахам-виноделам достались тоже свои: Пьеру Периньону — медными трубами, а Тьери Рюинару — презренным златом. В мае 1728 года Людовик XV подписал указ, разрешающий транспортировку вина не только в бочках, но и в бутылях. В более ранние времена такие попытки могли стоить жизни: взрывались стеклянные ёмкости не хуже современных гранат. Но бутыли из толстого аптечного стекла и корковые пробки — спасибо за них Пьеру Периньону — сделали перевозку не столь жизнеугрожающим делом. И уже в 1729-м Николя Рюинар, племянник учёного монаха и успешный торговец сукном, по заветам дядюшки, видевшего в виноторговле немалый потенциал, открыл в Эперне первый в истории шампанский дом.
Поначалу, похоже, в успех он не верил: первое шампанское от Рюинара, по слухам, шло бонусом к основному заказу лучшим оптовым покупателям сукна. Впрочем, уже спустя шесть лет суконное производство семья продала: виноделие оказалось куда прибыльнее. В 1764-м дом Ruinart переехал в Реймс, заняв под склады старые римские меловые карьеры — десятки километров прохладных сумрачных пещер в 30 метрах под землёй с вечными благословенными для вина +11 по Цельсию. И сегодня меловые карьеры Реймса считаются идеальным местом для вызревания шампанского, за что в последние десятилетия удостоились не только места в списках Всемирного наследия ЮНЕСКО, но и неофициального звания одного из главных символов региона.
Может, непосредственная близость к истории сказалась, а может, дух учёного преподобного Рюинара напоминал наследникам, что виноделие — дело божественное, но, так или иначе, в последующие десятилетия мощная уверенная экспансия шампанского дома Ruinart постепенно сошла на нет. Бизнес по-прежнему шёл хорошо, но наследникам винной империи хотелось уже не победоносного захвата рынка, а чего-то иного — кропотливых поисков идеала, вдумчивых экспериментов, тонкости, красоты и небесного изящества.
И высшие силы снизошли: через сто с лишним лет пазл сложился, и в дом Рюинар пришло искусство.
В 1896 году Андре Рюинар, возглавлявший тогда семейный бизнес, решился на новаторский маркетинговый ход, заказав рекламный плакат Альфонсу Мухе, чешской восходящей звезде ар-нуво, искавшей признания в Париже. Работа предсказуемо прогремела как в художественных, так и в винных кругах, Муха получил очередную дозу славы и гонорар, дом Ruinart — новых покупателей, а богемный круг Мухи — от друживших с художником Гогена и Стриндберга до входивших вместе с ним в знаменитый «Салон ста» Верлена, Малларме и Тулуз-Лотрека — открыл для себя шампанское Ruinart.
После этого стиль винного дома определился на столетия вперёд: Ruinart — вино не для всех. Оно для любителей тонкостей и полутонов, шепотов и теней, для тех, кто ищет в воздухе знаки и пытается прочесть в облаках следы божественных откровений.
Сам шампанский дом не устаёт об этом упоминать, вслед за Андре Рюинаром поддерживая и привлекая необычных художников, организовывая и спонсируя выставки нового, ищущего искусства. Сегодня напротив исторической штаб-квартиры шампанского дома Ruinart в Реймсе раскинулся Сад художников с двумя десятками работ современных скульпторов, дизайнеров и мастеров инсталляций. Среди них — ставшая символом Ruinart скульптура испанца Жома Пленсы, созданная в 2017-м: фигура Тьери Рюинара, сотканная из воздуха и переплетения букв десятка земных алфавитов — от строгой латиницы богословов до таинственной вязи хинди. Имеющий глаза да прочтёт.
Расширять круг посвящённых Ruinart не особо стремится: объём производства старейшего шампанского дома — 1,7 миллиона бутылок в год, тогда как, к примеру, Veuve Clicquot выпускает на рынок около 12 миллионов бутылок ежегодно, включая 5 миллионов марки Dom Perignon — великого бенедиктинца в посмертии всё же настигли медные трубы.
Символично, что памятник Периньону, созданный в 1956 году румынским скульптором Николасом Агарбичану, — плотный, земной, реальный — уже семь десятилетий стоит на авеню де Шампань в Эперне, у исторической штаб-квартиры Moët & Chandon, став её символом столь же естественно, как работа Пленсы воплотила дух Ruinart. Почувствуйте разницу.
Впрочем, не так уж она и важна. Для двух равно великих шампанских домов она никогда не станет поводом для вражды.
Потому что над теми, кто служит божественному, зло не имеет власти.