16–17 августа в саду «Эрмитаж» пройдет Вельвет Фест с участием артистов Velvet Music и трибьютом Uma2rman. Накануне «Сноб» поговорил с основательницей лейбла Аленой Михайловой о начале пути, продюсировании и музыкальных вкусах известных людей.

Вы начинали организовывать концерты в Казани в конце 1980-х. Что это был за город? Можно ли доверять сериалу «Слово Пацана», который его описывает?
«Слово Пацана» — это абсолютная правда. Именно так мы и жили. Я была руководителем подросткового рок-клуба, и моих ребят могли избить за длинные волосы, просто потому что они слушали «не ту» музыку и выглядели иначе. Могли убить за то, что зашел не в тот район. Клуб находился в подвале дома, где я жила. Моим родным братом был один из авторитетов в районе, и он прямо сказал всем своим: «Этих длинноволосых не трогать». Благодаря этому ко мне стекались ребята со всего города. Мы обшили подвал пенопластом и репетировали.
Потом мы начали зарабатывать первые деньги на дискотеках и концертах. Договаривались с конференц-залом завода ЭВМ — нам его предоставляли когда из жалости, когда за символические три рубля. Никаких лицензий не было, зарегистрированной концертной организации — тоже. Мы искали любые способы заинтересовать зрителя: придумывали промо, договаривались с пивными ларьками — в цену билета входил стакан пива. Никто никогда не приходил с проверками. Я была студенткой, основную работу делали подростки, которые тусовались в клубе. Причем все работали бесплатно: не потому что надо, а потому что горели этим.
Мы продавали билеты за какие-то копейки, которые окупали расходы. Иногда удавалось купить фонарь на сцену или новую гитару. Это было сложно назвать бизнесом: все держалось на энтузиазме, на любви.

Кто-то из музыкантов, с которыми вы тогда работали, прославился в масштабе страны?
Нет, никто не стал суперзвездой. В Казани тогда огромную популярность стали набирать татарские исполнители: какой-нибудь певец с гармошкой мог безо всякого шоу и аппаратуры собирать залы-тысячники по всему Татарстану — это было удивительно. Мы дважды проводили конкурсы поп- и рок-музыки, в одном из них победила англоязычная группа «Россика». Я хорошо их запомнила, потому что солист Максим Швачко потом возглавил рекорд-лейбл студии «Союз» в Москве, директор Рустем Нуреев тоже поработал в «Союзе», а потом я пригласила его возглавить телепроизводство REAL Records. Талантливый аранжировщик Езнур Гарипов тоже оказался в Москве и стал заниматься звукозаписывающей студией при рекорд-лейбле «Союз». Мы первыми начали заниматься мастерингом альбомов — их выходило по 40 штук в месяц, за это направление взялся Андрей Субботин.
А как вы сами переехали в Москву?
Меня позвал Макс Швачко, который попал на студию «Союз» совершенно случайно. В те годы студия представляла собой место, где альбомы записывали на катушки. Ты приходил со своей катушкой — и тебе записывали, например, лонгплей Black Sabbath. Можно было взять катушку напрокат — послушать и вернуть. Но время шло, и учредитель студии Юрий Беляков решил, что ему нужен человек, который будет заниматься кассетами.
Макс жил в Москве в одной комнате с двумя друзьями, они работали в «Макдональдсе», в клубе Jump — официантами. Я иногда приезжала к ним из Казани, они уступали мне диван. Однажды он каким-то образом познакомился с Машей Распутиной. Он рассказывал, что она была очень капризной и тяжелой в общении. При ней постоянно находился ее муж — Вова Целлофан. Настоящей фамилии я не помню, но кличка была именно такая. В общем, Максу удалось впечатлить этого Целлофана, и тот поручил ему продать альбом Распутиной. Так Макс связался с Беляковым и возглавил «кассетное направление» в «Союзе». Возможно, Белякова впечатлило то, как Макс относился к кассетам и атрибутике группы «Россика» — у них был свой мерч, они уделяли внимание оформлению всего, что было связано с группой. Ну а потом Швачко вспомнил обо мне и пригласил на работу.
После работы в «Союзе» вы стали гендиректором REAL Records — лейбла, который основали медиамагнат Руперт Мердок, тогдашний гендиректор «Нашего Радио» Михаил Козырев* и Борис Березовский. Каким вам запомнился Березовский? Он считал нужным или уместным вмешиваться в дела лейбла?
Нет, он совершенно не касался нашей работы. Ему просто очень нравилось то, что мы делали. Березовский был музыкально подкованным человеком, у него был хороший вкус. То, как мы выстроили «Наше радио» и лейбл REAL Records, — это все было в духе музыки, которую он любил. Он был очень влюбчивый и романтичный человек. И пару раз по мотивам своих увлечений он сам собирал сборники для лейбла. Кажется, их было пять штук. Там было много западной музыки — в основном современный хитовый рок. Один был полностью иностранным, в другом было несколько русских треков — по-моему, это были песни Земфиры*. Он часто говорил, — возможно, чтобы нам польстить, — что с утра до вечера слушает альбомы REAL Records. В любом случае, с ним было приятно, он нас поддерживал.

Давайте перепрыгнем в 2004 год. Как вы пришли к созданию Velvet Music? Это было спонтанное решение, или у вас был план, и вы его придерживались?
Когда нас с Лианой Меладзе (продюсер и соучредитель Velvet Music — Прим.ред.) довольно внезапно выдворили из REAL Records, мы какое-то время находились в состоянии отчаяния. Мы пять лет жили этим проектом, у нас ничего другого просто не было. Я, например, вообще случайно вышла замуж — просто потому что встретила мужа на работе. Работа занимала все.
И вот все рушится — и ты не понимаешь, что делать дальше. Но мы недолго грустили, решили создать новую компанию. В состав учредителей ее первой версии вошли Земфира*, Слава Петкун (не только как артист, но и как наш близкий друг), Эрик Чантурия (продюсер, директор группы Hi-Fi), я и Лиана. Мы зарегистрировали компанию под названием M-Art. Это расшифровывалось и как «музыкальный арт», и как «март» — у названия было много подтекстов.
Никаких инвесторов или меценатов на старте не было. Слава и Земфира* — работающие артисты, у них был заработок. Мы же с Лианой ушли из REAL Records ни с чем: нам даже отпускные не выплатили. Но у нас еще был продюсерский проект — группа Hi-Fi. Группа была на пике популярности, концертов было много — на эти деньги мы, по сути, и выживали.
Первый состав учредителей развалился довольно быстро. Земфира* и Слава подумали и решили, что им нужно заниматься только собственным творчеством. Чантурия, мой близкий друг, ушел вместе с Hi-Fi, хотя у нас с ними был действующий договор. В итоге — у нас ничего: ноль финансирования, развалившаяся команда, никакого проекта. Мы закрыли компанию, даже не успев выпустить ни одного релиза. Но мы не отчаялись, решили идти дальше. Нашлись друзья, которые дали нам бесплатный офис — мы несколько месяцев работали там, не платя аренду. На тот момент у нас была одна демо-запись, в которую мы очень хотели вложиться. Это была группа Uma2rman.
Как она к вам попала?
Демку Uma2rman принесла пиарщица REAL Records — она была найдена в огромной горе других кассет. Я начала слушать и не смогла остановиться: слушала всю ночь. Стало ясно: это что-то необыкновенное. На записи уже были те самые песни, которые потом узнала вся страна.
Группа на тот момент жила в Нижнем Новгороде. На кассете был номер телефона, написанный кривым почерком. Ее привез Сергей Крестовский, один из братьев. Но телефон уже сменился, и нам понадобилось время, чтобы найти этих ребят.
Потом Вова и Сережа приехали в Москву на переговоры. Мы уже понимали, что у нас ничего не осталось: ни команды, ни денег, ни Первого канала. Только вера — и глаза, горящие от этой веры. У них был выбор: какая-то компания предлагала за альбом тысячу или две тысячи долларов. Мы же предложили просто пойти с нами — за руки, вдолгую, без денег.

И они согласились?
Конечно, они какое-то время раздумывали. Наверное, решающую роль сыграл Слава Петкун. Он тогда зашел к нам в офис и сказал: «Я знаю Алену много лет. У меня были с ней договоры в «Союзе» и в «Реале». Я ни разу не заглянул в них — и никогда не было причины это делать». Вот эта слепая вера и стала решающей. Они выбрали нас — и, думаю, не прогадали.
Мы сняли им простую «хрущевку» на Ленинградке, начали работать над альбомом. Наши друзья дали немного денег на развитие. Эти деньги были очень небольшие, чуть ли не 500 долларов на двоих. Но мы смогли выплачивать ребятам хотя бы какую-то зарплату. У обоих тогда уже были дети, семьи остались в Нижнем. Они буквально жили «на пачке пельменей», все остальное отправляли домой.
Не обошлось без везения: к нам пришел продюсер Валерий Белоцерковский, который хотел выпустить у нас альбом девичьей группы «Любовные истории». Мы продали этот альбом за 100 тысяч долларов. И первые 15 тысяч — его процент — он отдал нам. Это были первые по-настоящему заработанные деньги, с которых началась жизнь нового лейбла.
А дальше стартовала уже большая история группы Uma2rman. Они действительно стали первыми, с кем мы начали с нуля — без ресурсов, без команды, но с полной верой в их успех.
В случае с Uma2rman перед вами был более или менее готовый продукт. А что делать, если вы видите перед собой талант, но он сырой? К примеру, человека качает в разные стороны: то он хочет записывать поп, то рок, то рэп… Продюсер в вашем понимании — скорее, друг или ментор?
У всех разные подходы, и во всех случаях бывают как удачи, так и провалы. Но у нашей компании подход один: продюсер — это друг. Я не умею по-другому. Чтобы идти с артистом к результату, мне нужно быть влюбленной — в самого артиста, в его музыку.
То есть, у вас не бывает такого, что артист не очень нравится, но вы его подписываете, потому что на нем можно заработать? Или наоборот — вы кого-то очень любите, понимаете, что он не принесет прибыли, но все равно с ним работаете?
Нет, такого у нас нет. У Velvet Music своя философия. Во-первых, мы не работаем на короткую дистанцию. Нас не интересуют проекты на один выстрел. Все наши истории — это работа вдолгую. Мы нередко делаем шаги, которые идут вопреки коммерции, но служат имиджевой, смысловой, творческой траектории артиста.
Но ведь это все равно бизнес. Даже если вдолгую — сколько вы готовы ждать видимых результатов? Два, три, пять лет?
Три года — точно не предел. Мы даем время, иногда до пяти лет. Потому что, когда артист к нам приходит, мы как будто принимаем его в семью. Это особенные отношения: мы не прогибаем — мы разговариваем. Мы должны быть с артистом на одной волне, по-другому у нас не получается. Те, кто попадают к нам, либо принимают эту философию и идут вместе, либо — нет.
Были у нас и провалы, конечно. Но, наверное, у нас есть интуиция, которая помогает подбирать «своих» людей. Наши артисты действительно удивительные — в первую очередь по тому, как они общаются между собой. Они помогают друг другу, один может написать другому трек. Zvonkiy, например, дает советы по аранжировкам тем, кто только начинает. Это очень ценное взаимодействие. У них появляется еще одна семья — наша общая.
Леонид Бурлаков мне рассказывал, что потерял за свою продюсерскую карьеру около 420 тысяч долларов на проектах, которые не взлетели. Вы когда-нибудь считали свои потери?
Леня — мой краш. Мы с ним четырежды наступали на одни и те же грабли и совместно теряли деньги. Но при всем при этом я его очень люблю и считаю гением. Думаю, он потерял гораздо больше, чем 420 тысяч. Просто те деньги, которые ему удалось заработать, он тут же вкладывал обратно — в артистов.
Но сколько он не заработал, потому что его кидали — этого не подсчитать. А ведь он дал миру «Мумий Тролля», Земфиру*, группу «Братья Грим». И все эти артисты его кинули. Он должен был стать миллионером!
Потери, конечно, были, есть и будут. Но я, в отличие от Лени, никогда не считала суммы. Не хочу знать эти цифры — просто чтобы мне самой не стало страшно.
В этом году вышла книга «Точно продюсер» Михаила Марголиса, посвященная вашей карьере. В одном из интервью вы говорили, что помимо успехов она посвящена и вашим ошибкам. Можете коротко сформулировать, на какие грабли не стоит наступать молодым продюсерам?
Наш бизнес — не математика. Тут важны не только харизма и опыт, но и внутренние качества: чистота стремлений, намерений, человеческая порядочность — и у продюсера, и у артиста. Я уверена, что многие артисты — это рупоры, они получают информацию откуда-то свыше. Зная их глубоко, понимаешь: без третьей силы они не могли бы писать такие стихи, такую музыку, они просто проводники.
Но если нарушаются базовые человеческие принципы, этот поток перекрывается. В этом есть нечто мистическое. Поэтому важно разбираться в человеке, потратить время на разговоры, на проверку человеческих качеств, если так можно выразиться.
Если ты собираешься идти с артистом 10–15 лет, быть рядом, поддерживать, подстилать соломку, когда он спотыкается (а это будет обязательно: будет усталость, зацикленность, потеря ориентира), — ты обязан видеть путь шире и дальше, чем видит он.
С одной стороны, ты можешь добиться успеха только в том случае, если будешь пропускать все неудачи и проблемы артиста через себя. С другой — надо помнить, что ради близких и собственного здоровья нужно уметь выстраивать границы между собой и работой. Я, например, не всегда это умела. И до сих пор до конца у меня это не получается — работа и любовь к артисту все-таки у меня на первом месте.

Этим летом выходит трибьют Uma2rman с участием «Комнаты Культуры», Гоши Куценко и других звезд. Как вы оцениваете эту работу — ну и идею трибьютов в целом.
Я очень люблю трибьюты — но только тогда, когда они действительно получаются. Это большое искусство: сделать трек так, чтобы он стал по-настоящему твоим, и его не хотелось сравнивать с оригиналом. Круто, когда ты слушаешь как будто другую песню, в которой появляются новые смыслы.
Меня немного расстраивает, что как только какая-то идея выстреливает, у нас все сразу начинают ее повторять — как в случае со сборниками каверов. Но в нашем случае грех было не сделать этот проект — в прошлом году исполнилось 20 лет лейблу Velvet Music и группе Uma2rman.
Это же не поп-продукт, а по-настоящему авторское высказывание. Все треки получились разные. Например, версия «Ночного дозора» Басты — это совсем не похоже на оригинал, совершенно новое произведение. Или версия песни «Не позвонишь» группы NEMIGA, с которой я даже лично не знакома, — фантастический кавер.
В трибьюте есть и повторы — например, «Девушка Прасковья» у нас будет сразу в трех версиях: Сергея Шнурова, дуэта Filatov & Karas с Аней Плетневой и в исполнении группы 3333. Все они — абсолютно непохожие, и ни один из треков нельзя сравнивать с оригиналом.
Свою версию песни «Проститься» хотела исполнить Юля Zivert — но банально не успела из-за подготовки своего шоу на ВТБ Арене. В итоге у нас накопилось 25 треков, и мы поняли, что придется выпустить сборник в двух частях. Первая выйдет перед Вельвет Фестом, а вторая — в конце августа или в начале сентября.
Раз вы заговорили о Вельвет Фесте, расскажите, пожалуйста, как вы видите его аудиторию? Кажется, что Владимира Преснякова, Мари Краймбрери и группу «Винтаж» слушают совсем разные люди.
Вельвет Фест — это семейный фестиваль, площадка для абсолютно разновозрастной аудитории. Люди постарше вспоминают молодость под песни Преснякова. Мамы слушают Подольскую. Молодежь — Мари Краймбрери. Для детей у нас отдельная программа. Например, звезда интернета Василиса Кукояка. Или Дэнни и Мэнни — самые известные собака и кошка в нашей стране.
Помимо восьмичасового концерта, на площадке есть масса развлечений: мастер-классы для детей, VR-зоны для подростков, спортивные активности. Папа может выпить пива, мама — сделать фото в фотозоне, дети — заняться чем-то своим и интересным. Это целый маленький город, в котором каждому найдется занятие. Наши артисты — Пресняков или Нюша — тоже приходят с детьми. Удовольствие должны получать и старшие, и младшие. Это — философия фестиваля.


Если заглянуть лет на 3–5 лет вперед — каким вы видите Вельвет Фест в будущем?
В прошлом году фестиваль прошел в первый раз и сразу был солд-аут. Нам предлагали масштабироваться: сделать мероприятие в более крупном парке, выйти в Подмосковье. Но мы поняли: нет, сад «Эрмитаж» — это наше место, оно уютное, камерное. Знаете, если пригласить на день рождения 30 человек — это одна энергетика. А если пригласить 100 — совсем другая: тепло теряется, праздник рассыпается.
Мне бы хотелось, чтобы фестиваль оставался бутиковым, эксклюзивным. Хотите увидеть артистов на стадионе — пожалуйста: мы уже распродали концерт Мари Краймбрери на большой площадке в октябре. Но только на нашем фестивале вы сможете увидеть ее вблизи, услышать живьем трибьют Uma2rman, который больше нигде не будет исполняться, увидеть взаимодействие наших артистов.
Вельвет Фест — это про добрую атмосферу и энергию. Возможно, в будущем фестиваль будет идти три дня, мы расширим программу, придумаем какие-то новые спецпроекты. Но становиться «Лужниками» мы точно не собираемся: хочется сохранить это тепло и уют, чтобы прийти на фестиваль с семьей было событием, которого ждут весь год.
* Рамазанова Земфира (внесена в реестр иностранных агентов)
* Козырев Михаил (внесен в реестр иностранных агентов)
Беседовал Егор Антощенко