Почему конкурс военных репортажей World Press Photo известен каждому, а его «мирный» винный аналог остаётся камерным событием для ценителей? Павел Шинский в своей колонке рассуждает, возможна ли в современном мире фотография, рассказывающая не о конфликте, а о созидании?
Когда в 2021 году я начал работать над фотокнигой «Виноделы», я не ожидал от этой работы слишком уж глобальных сюрпризов. Мир вина был для меня отнюдь не чужим, работа фотографа тоже не вызывала оторопи — казалось бы, что может пойти не так?
Не так пошло почти всё. В смысле — не так, как ожидалось. По-другому. Неожиданно.
За три с лишним года работы вопросов передо мной встало гораздо больше, чем появилось ответов. Впрочем, удивляло это только поначалу. И теперь, работая над следующей винной книгой, посвящённой шампанистам, я радуюсь встречам с глубокими, многоплановыми вопросами, которые делают мир ярче и парадоксальнее, тогда как простые и однозначные ответы дают картинку куда более однозначную, а значит, плоскую.
Таков он, мир винной фотографии. Потому что всё с ним понятно, потому что ничего с ним непонятно.
На первый взгляд, согласно простой банальной логике, винное фото — всего лишь небольшая часть безбрежной, как океан колы, вселенной продовольственной фотографии. К ней за последние пару десятилетий не приобщились, кажется, лишь постники и язвенники: соцсети заполнены снимками — от детского восторженного транса над чаем с пузырьками до солидных семейных снимков на фоне полнокровных шведских столов. Десятки фотоконкурсов приглашают к участию профессионалов и любителей со всего мира, крупнейший из них — World Food Photography Awards — на сегодня насчитывает под три десятка номинаций, демонстрирующих еду в самых разных видах и агрегатных состояниях: от экзотических ресторанных подач до бытописания физического труда мясников и рыбаков, превращающих природу в чистую эстетику.
А вот международный конкурс винной фотографии — всего один. При этом спонсируемый чилийской винодельческой компанией Errazuriz конкурс Wine Photographer of the Year насчитывает лишь три скромные номинации. К слову, среди лауреатов этого года нет ни одного снимка, где вино преподносилось бы как пищевой продукт — так что с принадлежностью винных фото к миру фотографически-продуктовому мы, пожалуй, погорячились.
Откуда же такая разница в популярности, в желании фотографов показать своё умение и таланты? Специалисты из разных сфер, наверное, ответят по-разному. Профессионалы медиа сошлются на строгость законодательства и запрет рекламы алкоголя — к чему стараться, если результат трудов всё равно останется за железной дверью со строгой надписью «18+»? Спецы по рекламе будут сокрушаться об узости темы: вино — это бокалы и бочки, плавящееся солнце над виноградниками и полутень погребов, прихотливо изогнутые лозы и светящиеся изнутри ягоды в белесой патине… и, собственно говоря, всё. Красиво смотрится на обложке рекламного буклета и глянцевых страницах National Geographic, но куда дальше? Некуда.
Неправильный ответ.
Чтобы понять, почему далеко не каждый фотограф возьмётся за винное фото, чтобы осознать сложность и многогранность темы, нужно — вот оно, снова — правильно поставить вопрос, тщательно выбрать масштаб, подобрать адекватную шкалу оценки. Фуд-фото в качестве таковой однозначно не годится. Винная фотография, скорее, сродни репортажной. Кстати, в этой сфере, как ни удивительно, тоже есть свой главный, единственный котирующийся по гамбургскому счёту конкурс — World Press Photo. И именно это неочевидное сравнение легко позволит понять, почему с винной фотографией всё так сложно, почему она требует особого подхода, отражая не рекламно-глянцевую красоту, а жизнь в её подлинной глубине и многообразии.
Но есть здесь и различие — тоже важное, тоже определяющее.
Как и положено репортажной фотографии, снимки-победители World Press Photo — это всегда конфликт. Репортёры снимают людей и мир в высшей точке напряжения, страдания, переживания катастрофы. Одна из победных фотосерий прошедшего WPF так и называется — «Нация в конфликте». Вооружённые группировки делят власть в Мьянме, и в каждом кадре сквозит беда: испуганные семьи в подвалах, вереницы беженцев на дорогах, полыхающие жерла огнемётов и свежие кладбищенские кресты. Напряжённость снимка измеряется яростью атак. Человек против человека — Израиль и Газа, Гаити и Сальвадор — горящие машины, искалеченные тела, кровь на лицах, огненный дождь, льющийся с небес. Человек против природы — люди по горло в воде тянут руки к спасательным лодкам, жалкие фигурки потерянно бредут по обугленной солнцем земле Амазонии, алые небеса над жерлом вулкана. Человек против вечности — комфортабельный хоспис для неизлечимо больных, выбравших эвтаназию, утопает в тишине и покое, и тишина эта шепчет о неизбежном проигрыше человека в битве со смертью.
Винные фотографии — тоже про эмоции, но совершенно иные. Мир вина — это мир гармонии, покоя и безмятежности, вечного движения к свету и радости, но не через боль и кровь, а через пот и усталость — справедливую плату за право увидеть достойный результат собственного созидательного труда. Фото американки Хизер Дениц «Полуночный пино нуар», завоевавшее в 2025-м звание абсолютного победителя Errazuriz Wine Photographer of the Year, запечатлело сбор винограда в ночном калифорнийском тумане. Согнутые спины, напряжённые руки, с облегчением опустошающие тяжёлые ящики с виноградом. Но пройдёт ночь тяжёлого труда, и сборщики винограда из Калифорнии — как и их коллеги из Бургундии с прошлогоднего снимка-победителя француза Джонатана Тевене «Узы вина», как и виноделы из Испании, Британии, ЮАР — герои снимков-лауреатов последних лет — с радостью пойдут домой, будут смешить детей, вспоминать урожаи прошлых лет и пить, быть может, даже кофе, что никак не испортит им настроение. Потому что виноградный сок тихо бродит в бочонках, земля медленно остывает под стынущим солнцем, повернувшим на осень, а лоза набирается сил для нового урожая.
Потому что жизнь в очередной раз победила.
В фотоконкурсе Wine Photographer of the Year, как и было сказано, лишь три номинации — «Люди», «Места», «Производство». Но, как нетрудно заметить, они охватывают все сферы жизни, давая вдумчивому фотографу рассказать её историю целиком, без купюр. Собственная история и собственные чувства здесь — роскошь, доступная не только людям, но и созданиям природы, неодушевлённым предметам и даже такой эфемерности, как вид из окна. Старая лоза с одноимённого снимка Клаудии Альбиссер Хунд (3-е место в категории «Производство», 2025) в объективе винного фотографа становится воплощением безраздельного спокойствия, а «Окно на виноградники» (1 место, «Места» — 2025) превращается в символ истории нескольких поколений виноделов, любовавшихся этим видом десятилетиями.
Винные фото — это не просто истории. Это уроки счастливой жизни и гармонии.
Говорят, виноделы не любят фотографироваться, что к ним нужен особый подход, уважение и понимание специфики их труда. За время работы над «Виноделами» я усвоил это в полной мере. Если подумать, это вполне естественно: ведь задачи фотографа и винодела не просто различны — противоположны. Фотограф стремится остановить мгновение, которое прекрасно в его глазах, пусть даже в своём безумии или ужасе. Винодел же подобен старшей мойре — он тянет нить жизни, мгновение за мгновением, соединяя их в единое бесконечное время, в котором смерть проигрывает жизни единожды и навсегда.
Те, кто истинно понимает в вине и в фотографии, эту миссию по удержанию неразрывной связи между прошлым, настоящим и будущим осознают превосходно, хотя, как правило, не утруждают себя столь эмоциональными формулировками. Когда главного винодела Errazuriz, чилийца Томаса Муньоса, как-то спросили в интервью, какой винтаж собственного хозяйства он считает лучшим, винодел ответил: лучший будет тот, что раскроется через 8–10 лет. Настоящий винный фотограф оценит ответ — и смиренно согласится с тем, что прекрасное мгновение, пойманное им сегодня, через десятилетие изменит лишь незначительные внешние детали. У винодела из Сассекса (фото «Питер Холл, винодел из Брики Боттом» — 2-е место в категории «Люди», 2025) прибавится морщин, дети из Бургундии, запечатлённые в «Узах вина», вырастут, переженятся, а кто-то из них уже сам сядет за руль трактора во время сбора урожая, усадив в прицеп собственных отпрысков. Старая лоза разрастётся, станет ещё толще и узловатее — а может быть, напротив, её обрежут или выкопают, заменив новыми молодыми посадками.
Но это, ей-богу, мелочи. Ведь жизнь будет продолжаться.