В новом сериале от Wink, вдохновлённом классикой «Москва слезам не верит», Иван Янковский играет светлого и улыбчивого продюсера из нулевых. «Сноб» поговорил с актёром о картине Меньшова, взрослении и снах — в них актёр летает над Москвой на «Волге».
Когда ты впервые посмотрел «Москва слезам не верит»?
Когда учился в киношколе. Год 2006-й это был или 2005-й. Мне, соответственно, лет 15 было. Тогда я не сильно с этим фильмом синхронизировался, потому что сюжет понимал очень отдалённо. Я не мог ощутить его на себе. Это был фильм о людях, проблемы которых меня в тот момент не особо «торкали». Но фильм я принял, это был интересный опыт. В кинотеатре, по-моему, «Иллюзион» у нас каждую пятницу были просмотры классики, и вот в одну из пятниц как раз показали этот фильм.
Понять фильм не хватило опыта?
Да, я же тогда совсем ребёнком был. Не очень разбирался, как люди вообще себя ведут, какие бывают мужчины и женщины. Они там приезжают в Москву и выстраивают свою жизнь в этом несправедливом мире, а вокруг меня были бляшки D&G, чуваки в брендовой одежде. Город сверкал. Нужно было немного дорасти. А тогда я думал: «Ну, интересно, наверное. У этого фильма “Оскар”? Ничего себе».
Сейчас я, конечно, совсем иначе этот фильм смотрю. Он потому, наверное, и считается выдающимся, что в нём очень точно поймана суть отношений между мужчиной и женщиной. Или, например, стремление «маленького человека» приехать откуда-то в большой город и добиться успеха. Влюбиться раз и навсегда. Люди так жили и будут так жить, в этом смысле ничего не меняется и вряд ли поменяется. Если только нас искусственный интеллект не поработит в ближайшее время.
У меня впечатление от «Москвы…» очень похожее, отсюда и вопрос: когда и почему появляется потребность переосмыслять классику?
Не могу сказать, что я сторонник «переосмыслений». На этот вопрос, наверное, должен отвечать режиссёр: зачем он берёт «вечный» фильм и пытается его переосмыслить. Для меня что устаканилось, то устаканилось. Сейчас, например, должны будут снимать ремейк «Американского психопата»: не очень понимаю, зачем это делать. Что там можно нового сказать? В случае с сериалом — я просто люблю работать с людьми, которые увлечены своим делом. Я в них влюбляюсь, очаровываюсь ими — и готов вместе работать, получать удовольствие.
Может, в сериале будут сделаны другие выводы? Меня, например, очень огорчало, когда главная героиня млела от персонажа Баталова. Грустно же: она вся такая сильная, а потом её очаровывает мизогин.
Слушай, это же зритель решает. В этом и прелесть. Ты скажешь так, а какая-нибудь женщина ответит: «Это, конечно, всё правда, но я про себя поняла, что мне нужно мужское плечо. Катя — молодец, сильная женщина, многое прошла. Но я хочу, чтобы меня любили». Это невозможно рационализировать, да и не нужно. Можно только почувствовать. Бывает же, что смотришь фильм и вдруг начинаешь плакать. Головой не понимаешь почему, но на чувственном уровне тебя «подключает». Понимаешь этих героев, даже если совсем с ними не «мэтчишься». Пробивает — и всё.
Что тебя так «пробивало»?
Меня пробило на фильме «Солнце моё». Я просто уничтожен был. Неделю не мог в себя прийти. Реально по косточкам себя собирал. Потому что понял всё. Там корень проблемы в том, что молодая героиня не замечает, что происходит с её отцом, а потом взрослеет, достигает примерно его возраста, начинает вспоминать, что было, — и понимает, что с ней происходит то же самое. Меня это просто убило.
Потом был «Пылающий» Ли Чхан Дона. Я ничего не понимаю: какую кошку кормить, есть она или её нет, но меня это «прёт». Когда они курили и начал играть джаз, меня просто в слёзы бросило. Я поплыл. Настолько сильная синергия случилась: меня как будто забрали туда, к этим персонажам. И много ещё таких примеров, когда я головой не понимаю, почему меня «забрало», но «забирает».
Есть категория фильмов, которая в тебя попадает всегда? У меня так с некоторыми фильмами Майка Ли и «девчачьим» кино типа Софии Копполы.
Я, конечно, люблю азиатов. Мне нравится сама их материя киношная. Ли Чхан Дон, Пон Джун Хо с его «Воспоминаниями об убийстве», Вонг Карвай. По способу существования это очень далёкий от меня мир, но им всегда удаётся уловить что-то невозможное. У них очень часто внутрь картины, как 25-й кадр, заключено «вечное».
Люблю Эстлунда. Недавно посмотрел «Форс-мажор» — невероятный фильм. Меня поразила простота ситуации в нём. Оказывается, можно снять фильм о том, как семья поехала кататься на лыжах, но сошла лавина, папа убежал, и это вскрыло огромное количество проблем, которые у этого мужика внутри накопились. Такой фильм не придумаешь, сидя дома и попивая кофеёк. Это очень сложно. Вроде бы всё на поверхности, история перед тобой, но это очень сложно. И очень круто.
Так же финал «Треугольника печали» меня будоражит, когда чувак бежит по джунглям под клубную музыку, и ты думаешь: «Куда он бежит? Помогать ей или с острова этого?» Ничего непонятно. Я даже не могу объяснить, что происходит, но со мной резонирует. Хочу вернуться к этому фильму. Хочу понять, почему Джек Николсон в «Сиянии» стоит в позе сатаны. Он в этом отеле вечно был? И 60 лет назад, когда танцевали на балу, тоже? Вот с таким материалом хотелось бы работать.
В «Преступлении и наказании» такой материал?
По смелости формы, наверное, да. Это близко к Линчу, ко всяким «майндфакерам», которых я люблю. Концовка «Аутсорса», когда «ЧП у нас, ребята», тоже в ту сторону получилась. Но я не могу сказать, что это прямо «оно». Не на 100 %. Нужно ещё пожить, поискать. Очень хочется, чтобы такой работы было больше.
Я на днях смотрел, какие фильмы стояли против «Москвы…» на «Оскаре»: там «Последнее метро» Трюффо, «Кагемуся» Куросавы — очень серьёзно. Есть ощущение, что «Москва…» конкретно в том моменте смотрелась сильнее, а вне времени уже не так хорошо работает, потому что контекст многое решал?
Мне хочется верить, что здесь тоже сработало на уровне чувства. Не хочу думать, что это политика, что «надо было дать», потому что была холодная война, а сейчас мы типа сблизились. Но ты, наверное, прав в том смысле, что тогда этот фильм смотрелся абсолютно по-другому. Воздух сотрясался от того, что это смотришь именно в тех обстоятельствах. И это не про политику, а про жизнь.
Я бы вообще хотел, чтобы политики в искусстве не было. Понятно, что всё к этому движется, но мне не хотелось бы. Мне кажется, кино должно сплочать людей. И быть сильнее любой ситуации, которая вне фильма существует. Кино должно быть таким интернациональным делом, которое работает со зрителем на уровне души.
Ты в каком-то интервью сказал, что твой герой в сериале «не сделает ничего плохого». При этом он явно двойник Родиона-Рудольфа из фильма, а это едва ли не самый негативный персонаж (ну насколько их можно так оценивать).
Для меня «плохое» — это если бы он отнял человеческую жизнь.
Вот это было бы мощное переосмысление.
(Смеётся.) Ну правда. Когда человек в любовных отношениях что-то недопонимает, когда его обманывают, а потом поступает как-то спорно — для меня это не что-то плохое. Это просто жизнь с большой буквы «Ж».
Сегодня у тебя есть отношения, а завтра их может не быть. Сегодня у тебя есть семья, а завтра её может не стать: из-за недоверия, обмана или вообще маразма какого-то. Мне очень не хочется говорить, что это нормально, но это нормально. Убийство старухи — плохо. Убийство человека в кафе «Снежинка» — плохо. А здесь…
Слушай, это же молодость. Как часто мы разочаровывались в партнёре? Сколько раз нас бросали? Сколько раз мы ходили на стрелки с другими мальчиками по поводу тех же девчонок, а потом жалели, потому что ни хрена оно того не стоило? Очень много таких ситуаций, которые спустя время, особенно когда обзаведёшься семьёй, кажутся полной ерундой. На самом деле это счастливое время, когда тебе родители говорят: «Да она ещё плакать по тебе будет!» Когда становишься взрослым, с тобой такого уже не приключается: первая любовь, впервые разбитое сердце.
Здорово, когда это происходит. Потом не сможешь вернуться к этому опыту, потому что уже его прожил. Твой ресурс на этот счёт исчерпан. Ничего принципиально нового не узнаешь. Может, получится прожить что-то такое в будущем, но оно не сравнится с тем, как происходило впервые.
Когда ты острее всего чувствовал жизнь?
Вот как раз в том времени, о котором наш сериал: переходный период из отрочества в юношество. Тогда происходило всё, о чём мы сказали, жизнь кипела. Очень много было классных событий, которые больше не повторятся. Да и смысла в них сегодня уже не будет, потому что…
…не хватает прежней остроты.
Конечно. Это как впервые приехать в город, где никогда не был. У тебя есть три дня погулять, и ты бродишь где-нибудь на Таймс-сквер. Или в Петербурге.
В первый раз от Петербурга с ума сойдёшь. Потом это будет уже обычно, нормально. Раз на четвёртый–пятый вообще не захочешь туда приезжать, потому что холодно и сыро: «Что я там буду делать?» Первоначальная магия уже выветрилась. Так и в жизни: острее всего она воспринимается, когда ты ещё только «становишься» — либо мужчиной, либо…
…женщиной?
(Смеётся.) Либо женщиной, да. Когда происходит становление.
Продолжая метафору с городами, потом случается ещё один этап: когда приезжаешь откопать свою молодость, а она уже вся разложилась. Встречаешь старых друзей, а они сами на себя не похожи. И вроде бы отовсюду сквозит эта прежняя жизнь, но ты её уже в себя не вмещаешь. Она больше не твоя.
Так и есть. Я сейчас часто думаю об этом: мы же никогда не вернёмся в то время, когда нас родители поднимали в школу, кормили. Или просыпаешься сам, а мама с папой ещё спят. Когда сам становишься отцом, ещё острее это чувствуешь. Потом какие-то родственники уходят, время их забирает. Мало того что ничто уже не повторится — всё, что было, уйдёт в забвение. Остаётся только встать на место отца уже для своего сына, который выйдет из комнаты, а ты ему готовишь кашу.
Ещё недавно ты сам был на месте этого ребёнка. И в этом есть какая-то очень тонкая эмоция, которую надо с собой нести и всегда её ценить, помнить о ней, пока есть время. Как говорит в сериале мой персонаж и как у Меньшова говорил Родион: «Вот жил-жил, думал, что всё это черновик. Оказалось, чистовик». На самом деле так и ощущается. Кажется, что всё — только разминка перед чем-то «настоящим». А потом оказывается, что это и было настоящее.
Это правда. Я в какой-то момент очень чётко ощутил, что включён в «цепь» своей семьи. И я там уже не «последний». И не в той роли, в которой был.
Конечно. Это какая-то сансарная штука. В какой-то момент очень чётко ощущаешь, что жизнь — одновременно страшная и прекрасная вещь. Многие бы отдали всё за то, чтобы просто вернуться под одеяло и к девяти идти в школу. Тогда ты это ненавидел, а сейчас бы всё отдал, чтобы ещё раз это испытать. Только теперь уже со знанием, что тебе реально надо делать. Представляешь, с нынешними мозгами оказаться в пятом классе?
Смешно вспоминать даже. Тогда казалось, что урок математики идёт невыносимо долго, 45 минут, а ты сидишь и думаешь: «Как же долго, кошмар». Сейчас день проходит — и не замечаешь. У меня нереально улетают дни, недели. Месяц за месяцем. Сезоны стали быстрее сменяться. Ты не замечал, что время быстрее течёт?
Намного.
Потому что мы больше не живём в реальном мире. В мире реальных взаимоотношений. Но я ещё помню время, когда мобильных телефонов не было. Помню, когда появился Nokia кнопочный. Потом на его место пришла «раскладушка» Motorola. Потом, грубо говоря, айфон. А сейчас мы даже не договариваемся встретиться и поговорить с глазу на глаз. И время уходит. Важно не затеряться совсем в этой иллюзии. Помнить, что есть настоящие вещи.
Удивительно, насколько без мобильных телефонов легко было пропасть. Попрощался с другом, разошлись — и всё, человека съела бездна.
А сейчас смотришь: «Был в сети два часа назад». Если через час не зайдёт — можно уже в полицию звонить: «Что-то произошло». Меньше знали — крепче спали.
Отправь нас туда сейчас — мы бы с ума сошли.
Это точно. Мы и так сойдём с ума, когда по возрасту дойдём до наших бабушек и дедушек. Сейчас не могут программу на телефон установить, а там уже такое будет… Нет, точно свихнёмся.
Замечаешь, когда уже не хочешь адаптироваться?
Ловлю себя на этом, конечно. Очень страшное ощущение. Но страшнее всего, мне кажется, в какой-то момент решить, что жизнь — именно такая, какой её на определённом этапе понял. Вот самое большое заблуждение. Как только решишь так — остановишься.
Всегда есть что-то, что заставляет по-новому смотреть на вещи. Ещё кучу книг не прочитал, кучу фильмов не посмотрел. Старушке не помог дорогу перейти. Я недавно в магазине пожилой женщине купил крабовые палочки.
Этому что-то предшествовало?
Её реакция, что цена изменилась на десять рублей. Она была просто в шоке. И меня очень тронула её реакция. Я это рассказываю не для того, чтобы похвалиться, просто для меня такие моменты, когда можешь правильно среагировать, очень важны. Это, возможно, самое дорогое, что есть в жизни. Остальное неважно. Случился фильм, не случился. Если можешь себя хотя бы раз ощутить Человеком с большой буквы — это дороже всего.
После смерти Дэвида Линча я со всеми стараюсь говорить о снах.
Это по адресу. У меня очень много разных снов было. Например, снилось, что моя покойная бабушка возвращается ко мне молодая, а я кружу её в танце. Это та бабушка, с которой я в детстве много времени проводил. Она ко мне часто приходит во сне и кружится в танце. Я её держу за руку, она улыбается. И всегда танцует.
Есть апокалиптические сны. В Италии пару лет назад приснилось, что ко мне врываются люди в масках и говорят: «Всё, конец тебе. Ты заложник Умберто Эко. Он тебя не отпустит, пока не разгадаешь ребус». Я думаю: «Чего?» И это всё начинает тесно завязываться с людьми из моей жизни. Мне дают какой-то компьютер, я решаю ребус — ничего не получается.
Подсознательно я понимаю, что сплю, но проснуться не могу, так что решаю ребус. В итоге просыпаюсь, весь в поту, думаю: «Какая хрень. Слава богу, что проснулся». Засыпаю — и оказываюсь в том же моменте, на котором проснулся. И опять начинаю разгадывать ребус. Самое обидное, что я даже не помню его значения: что там было зашифровано, как надо было разгадывать.
Проснулся снова. Думаю: «Всё, не буду спать». Но опять заснул. И снова то же самое. Думал, это никогда не кончится. Один из самых кошмарных снов в моей жизни.
Потрясающе.
Ещё однажды снилось, что раздвинулась комната, в которой я сплю (это был сон во сне), и через это пространство вылетела огромная ракета. Я подошёл к окну, смотрю — а там все животные, что есть на свете, бегут слева направо, прямо по проспекту. Гориллы, слоны, жирафы, собаки. Мартышки всякие, зайцы. Просто все бегут куда-то.
Ну и последний, наверное, из запоминающихся: в своё время был фильм такой — «Чёрная молния» с Гришей Добрыгиным…
Великий фильм.
Да, и мне снилось, что он мне передал эту «Чёрную молнию», и я на ней летаю. У меня много разных снов: там и абсолютный «майндфак», и философские. Всё есть.
А ты не лунатил никогда?
В детстве было. Я проснулся в дверях своей комнаты, в ботинках отца и в трусах. Отец меня будил, спрашивал: «Ты чё? Ты куда?» А я отвечал: «Гулять».
Последний вопрос: есть ли какой-то нерешённый момент из прошлого, к которому ты время от времени возвращаешься, обдумываешь его?
Есть такой. Я как-то не подрался. Мне было лет восемь. На баскетбольной площадке предложили подраться, а я убежал, потому что их было двое, и они были старше. Часто к этому возвращаюсь.
Может, ещё не поздно? «Актёр Иван Янковский избил двух сорокалетних мужчин на баскетбольном поле». Или где это делают обычно? В «Кофемании».
(Смеётся.) Да-да-да. Если всё-таки решусь — в новостях прочитаешь.
Беседовал Егор Спесивцев
Фотограф: Иван Князев
Стилист: Мария Забияко
Сет-дизайн: Ольга Радько, Екатерина Симония
Прическа и макияж: Екатерина Клочкова
Постановщик: Виталий Говоров
Ассистенты стилиста: Федор Иванков, Анна Богомолова
Гаффер: Александр Шлянцев
Ассистент фотографа: Егор Якушин
Музыканты: Вячеслав Жуков, Иван Пивоваров
Странник: Владимир Федорович
«Сноб» благодарит магазины Peak Store, SV77, Rendez-Vous, WILDHORN, ЦУМ