14 июля не стало режиссера Александра Митты — человека, который на вопрос о своем главном желании отвечал: «Обнять жену и выжить». Он умел быть счастливым в военном детдоме, превращал цензурные гонения в забавные истории и снял первый советский фильм-катастрофу, который оказался сказкой. О его удивительном таланте жить и творить — в эссе Дмитрия Самойлова.
Александр Митта часто говорил о счастье и о сказках.
Его мать во время войны арестовали и посадили в тюрьму, отца эвакуировали вместе с Заводом им. Сталина за Урал, а маленького Александра Наумовича отправили в детский дом. Вспоминая этот жуткий период, Митта говорил — в общем, это было счастливое время, я нормально себя чувствовал среди ребят, было много надежд и на то, что кончится война, и что родители вернутся.
Так и получилось — отец забрал сына из детдома, мать отпустили из лагерей. Чем не счастье?
По отцу он — Рабинович, по матери — Каплан, по одному дяде — Лан, по второму — Гайстер. Откуда взялся псевдоним Митта, точно неизвестно. Да и насколько этот псевдоним был выгоден — тоже непонятно.
О каком бы периоде своей жизни ни вспоминал Александр Митта, он всегда говорил — я очень любил это делать. Казалось бы, его первая профессия инженера-строителя довольно далеко отстоит от того, чем Митта прославился — режиссуры. Но он никогда не жалел о годах, потраченных на строительное ремесло, как о потерянных, был учеником великого Константина Мельникова и говорил — да, вот нравилось мне быть строителем.
Его вспоминают как карикатуриста, и действительно, на всех своих публичных выступлениях он рисовал. Делал это неизменно остроумно, увлекательно и увлечённо. Он был карикатуристом знаменитого журнала «Крокодил», но самих карикатур ему рисовать там не давали. Он генерировал идеи, описывал их, рисовал основы, заготовки. Понятно, что это не соответствовало ни его амбициям, ни его таланту. И об этом он тоже вспоминал тепло, говорил — это было исключительно счастливое, весёлое время, когда творческие люди фонтанировали идеями, искромётно шутили.
Его взяли во ВГИК, и это было везением. Причём сейчас-то понятно, что повезло в большей степени ВГИКу. Для Митты это было второе высшее образование, могли и не разрешить. Сначала учился у Александра Довженко, но тот сказал — ты же взрослый парень, а тут у меня дети, вот Миша Ромм о тебе хорошо отзывался, иди к нему в мастерскую. А Ромм уже тогда воспитывал Андрея Тарковского и Василия Шукшина. Вероятно, с этого момента Митта не мог не стать выдающимся кинорежиссёром.
Если посмотреть на маленькую роль Александра Митты в фильме Марлена Хуциева «Июльский дождь», можно заметить, что за последующие шестьдесят лет он не очень изменился — только что поседел. В остальном — энергичный человек с блокнотом деловито задаёт вопросы, внимательно что-то записывает, а может быть, рисует. По легенде, Хуциев хотел показать в фильме пародию на Митту, но потом попросил того показать самого себя и внезапно утвердил на роль. До известной степени это тоже карикатура.
Карикатура — это гипертрофированная реальность, как и сказка. Всю жизнь Митта рисовал карикатуры и снимал сказки. Реальность должна быть безусловно узнаваемой, но черты изображения должны выходить за привычные границы.
«Друг мой Колька» был «оттепельным» фильмом, но, в отличие от других картин того времени, обращался не к индивидуализму, а к коллективной форме существования — к пионерии, обнажая конфликт между старыми пионервожатыми и объективной потребностью детей преодолевать ограничения. Тайное общество троечников — это вроде бы плохо, но это то самое необходимое устоявшемуся миру испытание на прочность.
В фильме «Гори, гори, моя звезда» сказочная фактура посреди страшного исторического контекста создаётся творчеством художника — кругом война и разрушение, а он расписывает яблоки на дереве. Это режиссёрское кино в том смысле, что там, кроме Евгения Леонова, все режиссёры — Олег Ефремов, Олег Табаков, Владимир Наумов и Марлен Хуциев.
Картина выглядела для советского кино излишне сказочной — кто там главный герой по фамилии Искремас? Искусство Революционным Массам? То ли Мейерхольд, то ли Эйзенштейн. Фильм разрешили, но с ограничениями — без премьеры, без заявок на фестивали, без широкого проката и, что самое главное, — без положительных рецензий. То есть это было условием — о фильме не должно было быть никаких хвалебных отзывов. Более того, на киностудии «Мосфильм» посчитали перерасход плёнки и выставили режиссёру счёт на 144 рубля.
И об этом Митта вспоминал как о чём-то приятном и забавном, говорил, что было больше всего похоже на шутку, хотя всё было всерьёз.
«Сказ про то, как царь Пётр арапа женил» изначально заявлен сказкой. Михаил Шолохов, посмотрев фильм, направил письмо Брежневу, где писал, что в этом фильме «ведёт атаку на русскую культуру мировой сионизм, как зарубежный, так и внутренний». Видимо, вспомнил отцовскую фамилию Митты. Сам же Митта жалел только о том, что покрасил Владимира Высоцкого в чёрный, говорил, что нужно было оставить как есть — условность делает сказку более выпуклой.
«Экипаж» — первый советский фильм-катастрофа. Богатыри-красавцы терпят неудачи в первой части — каждый свою, это путь героев. А во второй побеждают огнедышащего змея-стихию, спасая от него людей на ковре-самолёте.
Митта рассказывал, что фильм принимал чиновник из Госкино — смотрел и возмущался: как это у вас самолёт садится так близко к горам? Как это он взлетает с такой короткой полосы? Почему нефть течёт сверху? Это что у вас — сказка какая-то? И все обрадовались, стали убеждать — да, это же сказка!
Можно вспомнить и «Сказку странствий» с Андреем Мироновым — философом, и «Затерянного в Сибири» со страшным путешествием в сталинские лагеря, и «Границу. Таёжный роман» — первый хороший сериал нового времени.
Любой фрагмент наследия режиссёра Александра Митты характерен тем, что ни у кого не вызывает раздражения. Будто бы он умел соблюдать эту грань между вызовом и приличием. Все его конфликты там — внутри сюжетов и героев. Всё уже есть в кино под этим покровом — то ли сказки, то ли карикатуры.
Когда Александру Митте было 88 лет, его спросили — чего ему хочется сейчас? Он ответил: «Обнять жену и выжить».
Кажется, он знал универсальный рецепт счастливой жизни.