В Нижнем Новгороде завершился фестиваль нового российского кино «Горький». Программный директор Андрей Апостолов рассказал о концепции, зрительских фаворитах, трендах и возвращении интереса к советскому кино.
Фестиваль «Горький» только что закончился. Можете подвести его итоги.
В целом я доволен тем, как критики, жюри и зрители приняли конкурсную программу. Мне кажется, что за четыре года моей работы на «Горьком» это самая сбалансированная программа. Когда мы в конце, перед распределением наград, считали результаты зрительского голосования, в конкурсе не было явных аутсайдеров.
За эти годы на фестивале появилась постоянная публика — люди, которых я хорошо знаю и которые хорошо знают меня. И в этом году я раз десять слышал от наших постоянных зрителей, что это очень интригующий фестиваль — до конца не было понятно, кто победит. Зрители говорили, что они примерно одинаково котируют 6–7 фильмов — и для них это загадка, кто получит призы.
Хорошо прозвучала тема авангарда (в этом году «Горький» был посвящен 100-летию «Броненосца „Потемкин“» — Прим. ред.). Я боялся, что она окажется слишком синефильской, не найдет отклика у широкой публики. Но Эйзенштейн хорошо вписался в городскую среду, показ «Броненосца „Потемкин“» в «Пакгаузах» (культурный центр в Нижнем Новгороде — Прим. ред.) прошел просто замечательно. Я бы сказал, что он задал планку — современные кинематографисты лишний раз задумались о том, чем они занимаются.
Почему вы выбрали авангард темой фестиваля в этом году?
Два года назад, когда было столетие Леонида Иовича Гайдая, темой фестиваля была комедия, в прошлом году — сказки. Честно говоря, я немножко устал от фольклорности, заигрывания с народной стихией — захотелось чего-то, так сказать, непосредственно художественного. Тогда и появилась идея выбрать совершенно другой полюс и связать следующий фестиваль с авангардом. Так и возникла привязка фестиваля к вековому юбилею фильма «Броненосец „Потемкин“».
Тема влияет прежде всего на оформление фестиваля. Но, мне кажется, что она, как ни странно, отрикошетила и в конкурсе. Оговорюсь, что я очень просто понимаю «авангард» — это произведения, которые ценны не только как собственно художественное явление, но еще и предлагают нам некую рефлексию на тему природы того медиума, в котором они созданы. Условно говоря, «Черный квадрат» важен не как картина, а как некий манифест, который предлагает нам осмыслить место живописи в новой техногенной культуре XX века. Мне показалось, что в нашей конкурсной программе в этом году тоже были фильмы, которые так или иначе претендуют на осмысление природы кинематографа как такового.
А что говорили зрители по поводу темы фестиваля?
В основном отзывы касались не Эйзенштейна, а другого персонажа — зрители благодарили за то, что на фестиваль приехал Наум Ихильевич Клейман (киновед, специалист по творчеству Эйзенштейна — Прим. ред.). Он стал таким камертоном фестиваля — его постоянно окружали зрители и конкурсанты, причем самые молодые из них. По Клейману можно было сверять уровень конкурсной программы и вообще фестиваля. Он, как мне кажется, стал таким важным ингредиентом, которого, может быть, нашему фестивалю не хватало.
Пригласите Клеймана на фестиваль в следующем году?
Мы всегда рады видеть Наума Ихильевича, но к Эйзенштейну в таком объеме в ближайшие годы мы возвращаться не планируем.
На фестивале была параллельная программа, не связанная с авангардом — «Народный поворот 1995», в которую вошли настоящие зрительские хиты, вышедшие в этом году — «Ширли-мырли» Владимира Меньшова и «Особенности национальной охоты» Александра Рогожкина. Как появилась идея собрать такую программу?
Идея этой программы появилась у меня несколько лет назад, когда мы в кинотеатре «Иллюзион» проводили спецпоказ рекламных роликов так называемого «Русского проекта». Эти социальные ролики — один из первых проектов Константина Эрнста на Первом канале в качестве продюсера. Это была такая попытка очеловечить телеэкран, сделать его более фольклорно-народным, немножко в духе советского кино и анекдотов, рассвет которых как раз приходился на середину 90-х.
И я тогда подумал, что неслучайно эти ролики появились в 1995-м. К этому году уже стихла революционная волна начала 90-х, пришедшая с Перестройкой, и даже где-то девальвировалась. Именно в 95-м, за год до переизбрания Ельцина, отечественное кино обратилось к народному фольклорному наследию советского кинематографа — в этом году подряд вышли «Особенности национальной охоты», «Ширли-мырли», «Американская дочь», «Любить по-русски». А главным манифестом этого поворота стал фильм «Все будет хорошо!» Дмитрия Астрахана. 1995 год — недооцененный поворотный пункт в истории нашего кино. Это такая точка, когда, с одной стороны, вернулась тенденция народно-патриотического кинематографа — не случайно особенности именно национальной охоты, любить по-русски. А с другой стороны, пресловутый патриотизм тогда еще не был казенным — он был гораздо более стихийным, естественным. На фоне появления «большого стиля» в нашем кинематографе последних лет эти фильмы со всей их шероховатостью, наивностью, местами просто придурковатостью смотрятся очень живо — и мы можем сейчас их заново оценить.
На ваш взгляд, фестиваль изменился за то время, что вы его возглавляете? Вы заметили, например, что зрители стали больше открыты к экспериментам?
Абсолютно точно! Я не говорю, что это персонально моя заслуга — на мой взгляд, это влияние фестиваля, его терапевтическая функция. Например, у фильма «Тени Москвы» по итогам зрительского голосования был вполне себе приличный результат. Но если бы он оказался в конкурсе четыре или даже три года назад, думаю, он получил бы меньше зрительских голосов. Хотя конкурс — это кот в мешке, и можно напороться и обжечься, зрители очень охотно идут на него. Как будто эта непредсказуемость их и привлекает — они ждут чего-нибудь эдакого, чего не увидят ни по телевидению, ни в прокате. Эта хитовость конкурса мне кажется нашим главным достижением.
Кстати, в соцсетях «Горького» нас часто обвиняют — совершенно несправедливо, замечу — в том, что на самом деле мы не открываем регистрацию на показы, а только имитируем ее, а места заранее раздаем каким-то мифическим своим людям. Но проблема с регистрацией связана с тем, что ажиотаж очень большой — мы открываем ее, а через три минуты она закрывается, потому что места закончились. Я понимаю, почему зрители негодуют, но они могут увидеть фотографии — и убедиться, что на всех наших показах действительно аншлаг, и дело здесь только в ажиотаже.
В конкурсной программе «Горького» и короткие, и полные метры, и документальные, и игровые фильмы — и все они на равных борются за призы. Зачем это нужно? Можете произнести слово в защиту такого принципа.
Для начала я могу сказать слово в свою защиту — не я придумал, что у фестиваля будет такая специфика, она появилась еще до моего прихода. И честно скажу, что первым моим желанием было от нее отказаться. Но когда прошел первый фестиваль, над которым я работал, я увидел, что все не так страшно. Если говорить про распределение призов — за лучшую режиссуру, драматургию, музыкальное и изобразительное решение — то на самом деле не так уж принципиально, какого формата фильм, во всех есть драматургия, режиссура и так далее. Единственная номинация сугубо для игровых фильмов — «Лучшая актерская работа». А в остальном все работы подлежат профессиональному сравнению. В каком-то году на нашем фестивале выигрывает полнометражное игровое кино, в этом году главные призы получили документальные фильмы. И это еще раз доказывает то, что формат не влияет на перспективы фильма в конкурсе.
Но зачем нужно фильмы разных форматов объединять в один конкурс? Какие у такого принципа плюсы?
Для начала есть организационные плюсы — если у вас несколько конкурсных программ, нужно жюри для каждой из них. Кроме того, единство разных форматов в конкурсе во многом способствует его популярности. То, что фильмы настолько различаются по всем критериям — и по содержанию, и по форме — настраивает зрителей на то, что они найдут что-то свое. Когда несколько фильмов объединены в один блок, это увеличивает твой шанс встретиться с тем, который тебе понравится. Ты посмотрел фильм, который тебе не понравился, потом фильм, который понравился больше, и уже ушел более-менее удовлетворенным.
Вы упомянули показ «Броненосца „Потемкина“» в «Пакгаузах». Мне кажется, это классная история, когда кино выходит к зрителю, фильмы показывают не в тех местах, где зрители привыкли их смотреть. В прошлом году на «Горьком» фильмы показывали на стадионе, в губернаторском саду Кремля. В этом году обеих площадок не было. Собираетесь их возвращать?
Кинопоказы на разных площадках — это фишка нашего фестиваля. И мы постараемся к десятому юбилейному фестивалю расширить географию и вернуть показы на стадионе, в летнем кинотеатре и в Кремле.
И в этом году я сначала переживал, что не будет дополнительных площадок. Но оказалось, что в такой локальности тоже есть свои преимущества. Фестиваль оказался более сконцентрированным, гости и участники не разбредались по всему городу, и была какая-то небывалая плотность общения.
Какие задачи вы ставите, когда отбираете фильмы на фестиваль?
На самом деле при выборе фильмов ты руководствуешься только одним соображением: чтобы это было хорошее — или, по крайней мере, интересное кино. Поскольку у нас формат городского фестиваля, ты, конечно, думаешь и об интересах зрителей. Я их вижу не только в том, чтобы расслабиться и получить удовольствие, но и в том, чтобы зрители увидели некоторый спектр современного кинематографа. Кроме того, поскольку у нас еще и формат живого общения — сразу после показа зрители могут задать съемочной группе вопросы, высказать свое мнение — хочется, чтобы фильмы были в том числе полемическими, чтобы о них хотелось спорить. Держа это в уме, я позволяю себе эксперименты и провокации в конкурсной программе.
Вы отбираете фильмы для двух фестивалей — «Горького» и «Окна в Европу». У вас разные критерии, какие фильмы куда пойдут?
Сами фестивали очень разные, с разной интонацией и настроением. За годы моей работы у меня практически не случалось такого, что приходилось выбирать — это фильм для «Окна в Европу» или фильм для «Горького». Кроме того, обычно продюсеры сами знают, какой фестиваль для них предпочтителен, и подают на него фильм. «Окно в Европу» — фестиваль более академичный, с более долгой историей и с меньшим, я бы сказал, допущением экспериментов. Приведу пример: «Колхандра» стала победителем «Горького» в этом году, причем конкурса в целом — с игровым и с короткометражным кино. Но я не уверен, что в исключительно неигровом конкурсе «Окна в Европу» она получила бы хоть что-то. Или такой пример: «Отпуск в октябре» Романа Михайлова два года назад смотрелся в конкурсе «Окна в Европу» довольно радикальным экспериментом. И в тот же год «Наследие» Михайлова взяло главный приз на «Горьком».
Российское кино раньше было очень москвоцентричным, практически все фильмы снимались в столице. Если судить по фильмам, которые присылают на фестивали, в последнее время ситуация изменилась — география кинопроизводства стала шире?
Тут двойственная ситуация. Мне кажется, что в регионах сейчас снимают примерно столько же фильмов, сколько и раньше. Я говорю именно про местное производство — не про то, что московский продакшн прилетел, условно, на Алтай и снял там фильм. Но сейчас региональное кино обзавелось институциональным статусом: появились Фонд поддержки регионального кинематографа, форум регионального кино «Новый вектор», кинокомиссии, система его поддержки и финансирования. В этом смысле региональное кино как явление вписалось в систему государственного оборота — в 90-х и в нулевых этого не было. Мне кажется, что фактор федерального равноправия повлиял и на самоощущение местных кадров — теперь понятно, что не обязательно ехать в Москву или Петербург, чтобы работать в кино и снимать качественные фильмы, которые выходят в федеральный прокат, они могут это делать и у себя дома.
Оговорюсь, что я очень не люблю термин «региональное кино» — в нем есть какая-то снисходительность: вот есть нормальное федеральное кино, которое снимают в столицах, а еще на периферии тоже что-то делают. На мой взгляд, такое разграничение само по себе должно уйти. И эта граница уже совершенно точно стерта в документальном кино — Урал или Сибирь в документальном кино, может быть, даже опережает столицы.
То есть количественный прирост не такой значительный, как качественный. И эта тенденция, кстати, подтверждается тем, что якутские фильмы последние пару лет перестали быть однозначными фаворитами фестивалей. Мне кажется, это связано с тем, что к ним стали предъявляться другие требования — уже сам по себе факт того, что это кино из Якутии, не делает его особенным и не позволяет претендовать на какие-то дивиденды.
«Горький» — это фестиваль нового кино. А какое оно, это новое кино, что его определяет?
Я всегда боюсь давать такие обобщающие определения… Мне кажется, что это кино эскапистское. И в этом смысле, на мой взгляд, авторское кино не очень сильно отличается от кинотеатрального. В прошлом году, когда главной темой «Горького» были сказки, мы сделали программу непосредственно киносказок для семейной аудитории, а, кроме того, программу взрослых сказок, в которую вошли «Сказки Гофмана» Тины Баркалая, «Фрау» Любови Мульменко и так далее. В этих фильмах нет фэнтезийного элемента, нет Кощея и Бабы-яги, но ярко выраженный сказочный компонент все равно присутствует. И я в этом вижу не просто желание спрятаться от турбулентной реальности, но и проявление других глубинных тенденций. Может быть, сказалось то, что все эти годы наша сценарная школа сходила с ума по Джозефу Кэмпбеллу (автор книги «Тысячеликий герой» — Прим. ред.) и Владимиру Проппу (написал «Морфологию сказки» — Прим. ред.). А может быть, влияет и то, что кинематограф глобально перестал быть важным социальным институтом, каким он был раньше. И авторы фильмов теперь не претендуют на то, чтобы влиять на общественную жизнь. Не случайно сейчас так много фильмов, где рефлексируется сама природа кино. Как будто бы сами эти фильмы рождаются из фильмов, из мира кино, а не из реальности.
Вы специалист по советскому кино. Есть определенная мода на кино, направления и режиссеров, и мне кажется, что советское сейчас не в топе. Почему его стоит смотреть?
Не соглашусь с вами — мне кажется, что советское кино в топе! И в моде не только у зрителей — для них оно никогда и не теряло привлекательности, — но и у киносообщества. Для меня в этом смысле очень показательна, например, победа на первом фестивале «Маяк» фильма Анны Кузнецовой «Каникулы» — это явный оммаж «Ста дням после детства» Сергея Соловьева! И в целом, мне кажется, что Соловьев — это такая точка отсчета для современного российского кино. Был период, когда точкой отсчета был Тарковский, потом Балабанов, а сейчас, как ни странно, Соловьев — причем Соловьев 70–80-х, в диапазоне от «Ста дней после детства» до «Ассы». Для меня очевидно, что это ключевой источник вдохновения для многих молодых режиссеров.
С другой стороны, мне кажется, что мы только сейчас начинаем по-настоящему открывать Данелию, Гайдая, Рязанова и других известных советских режиссеров — именно как феномены кинематографа, а не явление общественной жизни. Послушайте лекции Жоры Крыжовникова — с каким пиететом он относится к этим кинематографистам, на какой уровень ставит их работы! Едва ли не главная причина смотреть сегодня советское кино — его многообразие. Самое страшное, что случилось с советским кино — то, что, пройдя через телевизионную фильтрацию, оно свелось к такому джентльменскому набору узнаваемых, ушедших в народ картин. И часто люди просто не знают, что было еще что-то, кроме них — советское кино таит огромное количество открытий. При этом я не идеализирую советское кино. Сейчас очень часто звучат заупокойные речи о том, что современное кино никуда не годится, а вот было великое советское кино. Да Боже мой! В нем было столько шлака, я сходу назову десятки фильмов, которые можно смотреть только в качестве физической пытки, и об этой стороне тоже нужно знать. Мне кажется, что мы советское кино совершенно не знаем, а там было много интересного, потаенного и очень живого — и сейчас только начинаем открывать.
Следующий «Горький fest» — юбилейный десятый. Какие планы на него?
Работа только начинается, и я пока ничего не могу рассказать. Единственное — мы придумали следующую концепцию: десятый фестиваль должен вобрать в себя лучшие явления предыдущих — не только показы, но и выставки, и прочее. Это будет в своем роде фестиваль-попурри — пока установка такая.